 |
 12 декабря 2013 Ли ФельзенштейнВыступление на тему «Исторический контекст и потенциальные сценарии технического прогресса» одного из создателей персонального компьютера, идеолога легендарного Homebrew Computer Club, технического директора The Fonly Institute Ли Фельзенштейна. организаторы Фонд «Контекст» при поддержке Concept Group Партнер мероприятия: Генеральное консульство США в Санкт-Петербурге. Услуги хостинга и дата-центра для хранения контента предоставляет компания Oyster Telecom; сервис-партнеры мероприятия: KITReport, ShishkiDesign. Видеосъемка – Юлия Тяпичева, монтаж – Полина Украинская, фото – Андрей Кульгун, перевод – Сергей Полотовский. В мероприятии приняли участие: Андрей Вейхер, кандидат экономических наук, профессор и заведующий Кафедрой методов и технологий социологических исследований Санкт-Петербургского филиала Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»; Глеб Калинин, совладелец компании Raum 7; Валентин Макаров, президент НП «Руссофт»; Елена Ногова, кандидат технических наук, заместитель генерального директора ООО «Санкт-Петербургский институт транспортых систем», доцент Санкт-Петербургского государственного архитектурно-строительного университета; Андрей Рябых, кандидат педагогических наук; владелец компаний Webmaster.SPb, Seoеxperts, Media Cartel, Гaзeтa.СПб; Сергей Сидоренко, соучредитель «Питерского клуба своего дела», частный предприниматель; Григорий Тульчинский, доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургского филиала Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»; профессор Факультета свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета; Борис Юшенков, партнер компании S.A.Ricci и другие. видеозапись выступления (с переводом на русский язык) текст выступления Ли Фельзенштейн: Меня попросили предложить несколько тем и выбрали эту. Надо все-таки объяснить, кто я и чем славен – тогда вы поймете, насколько можно мне доверять. Я могу утверждать, что приложил руку к созданию архитектуры персонального компьютера, но никто это утверждение не оспаривал и не анализировал. Я – не ученый, я – инженер, я создаю приборы. Если приборы работают, значит, они хорошо сделаны. То есть, я не должен доказывать некое предположение или заявление. Созданная архитектура работает. В 1973 году я принимал участие в создании первой социальной медийной сети с широким общественным доступом – в Беркли, в Калифорнии. И оказалось, что идея пользоваться компьютером, не вызывает у людей отвращения. Напротив, компьютер привлекал людей, поскольку было взаимодействие без посредников – тогда мы еще так не решили, но потом я понял, что мы открыли дверь в киберпространство. И выяснилось, что это гостеприимная земля. В то время у нас была проблема выживаемости программного обеспечения. Мне повезло, и мой отец указал мне на Ивана Иллича, малоизвестного католического философа. Илич в свое время написал о том, что формальное образование не обязательно. Он был своего рода еретиком. Я не соглашусь с такой позицией, но он писал и про технологии. Его эссе называлось «Инструменты для совместного проживания». В эссе он объяснял, что, когда радио пришло на латиноамериканскую землю, уже через два года находились умники, которые могли починить радио. Откуда они появились? Как они научились этому? Это были местные – они научились, собирая и разбирая приемники. Я тоже экспериментировал с приемниками в детстве – я знал, как это делается. Нужно было сделать такие приборы, чтобы люди их не ломали, чтобы приборы «выживали». Я решил, что нужно создать что-то, что будет расти, некий компьютерный клуб, организацию. Отсюда вопрос: как же это сделать ? И я попробовал найти ответ. У меня есть такой принцип, это, скорее, такой дзен-буддийский коан: как решить проблему, если проблемы нет? Мне нравится решать задачки. Вот такая задача была у меня. Я придумал инженерную спецификацию для персонального компьютера, опубликовал в самиздате в 1974 году. В следующем, 1975 году в продаже появились первые персональные компьютеры. И я придумал, как поместить «окно» в память компьютера – это главный принцип, который я разработал. В 1975 году я поместил это «окно» в первый персональный компьютер и это стало началом моей карьеры разработчика в компьютерной индустрии. В подтверждение заявления, что я придумал персональный компьютер, я просто скажу, что, когда вы включаете компьютер и смотрите на экран, вы видите то, что видите, благодаря тому, что я придумал. Я работал на уровне базиса, фундамента в разработке персональных компьютеров. Я буду сегодня обращаться к каким-то эпизодам из своей истории и попробую заглянуть в будущее. В настоящем времени я сильно задерживаться не буду. Когда меня спрашивают, какой у меня самая удачная разработка, то она не относится к электронике, она относится к людям. Это организация встреч и общения людей в компьютерном клубе. Я применил все знания о технике, которые мы получили, работая с этим медийным проектом. Таким образом я увеличил способность людей общаться друг с другом. Homebrew Computer Club собирался с 1975 по 1986 год. И за это время, благодаря этому клубу, образовались 23 компании, самая известная из них – Apple. Стив Возняк ходил к нам на заседания клуба и придумывал оборудование, но был очень застенчивым и ничего не говорил из-за этого. Я еще хочу сказать, что то, как показывают этот клуб по телевизору, неверно. Даже не буду объяснять, почему. Поехали дальше. Где-то в 1971 году нам открылось будущее [см. презентацию, слайд 2]. Понятно было, что у цифровых технологий будет много потребителей. Очень много денег и рекламы было вложено в идею интерактивного телевидения. В результате появился телевизор с одной кнопкой, и можно было совершать покупки из дома. И был слоган: «Увидь – потрогай – купи». Собирались даже делать домашний терминал. Сейчас далеко не все помнят терминалы – персональный компьютер выполняет функции терминала, и он еще и компьютер, но тогда терминал был совершенно бестолковый. Он мог просто показывать текст и с клавиатуры его принимать. Известно было, что компьютеры как-то будут связаны с телефонными компаниями, потому что их тумблеры, которые у них работали, и есть компьютеры, что телефонные компании будут нам продавать компьютерное время. Нам казалось, что мы будем таким образом принимать информацию, то есть информация будет на кончиках пальцев.
Был еще один фактор – это контркультура – в основном это молодые люди, которые не были довольны жизнью, которую предлагало старшее поколение, и которые хотели жить по-своему [слайд 4]. Профессор Теодор Роззак придумал термин «контркультура» и написал о диалектическом синтезе реверсивной и утопической школ мысли. Он недавно умер, но он много писал, и одна из его книг называлась «От сатори до Силиконовой долины». Одни хотели вернуться в XIX век, а представители утопической модели хотели завтра жить на Марсе. Он понимал, что это разные взгляды, и он писал, что можно понять оба взгляда, но совершенно невозможно понять людей, которые одновременно хотят и того и другого. Люди, которые хотели чтобы их компьютеры стояли в магазинах пластинок, поставить терминал. И как это компьютеры могли помочь людям, которые не хотели покупаться на эту картину будущего. Эти мысли и идеи по большей части пришли из Whole Earth Catalog – его опубликовал в 1968 году Стюарт Бренд. Бренд утверждал, что технологиями на разных уровнях должны пользоваться все, но он не говорил, что все должны жить только технологиями. Он опубликовал много разных интервью и бесед с Бакминстером Фуллером, который был изобретателем и публицистом. Больше всего он известен как изобретатель «геодезического купола». Он известен как автор многих книг и высказываний, одно из самых ярких: наше будущее – либо утопия, либо забвение. В одном из своих текстов в этом каталоге он сделал заявление, которое оказало на меня большое влияние. Когда его спросили в середине или в конце 1970-х, каким будет мир в 2000 году, он сказал, что не надо так долго ждать – к 1985 году будут приняты самые важные решения. Это оказало на меня большое влияние и произвело впечатление, потому что я работал как раз над теми вещами, которые, как я считал, будут использоваться в 2000 году. Я почувствовал поддержку и одобрение – я понял, что занимаюсь нужным делом. Господин Фуллер верил в эффективность дизайна – вот его «Каталог» [слайд 5] – бренд получил известность своим вопросом: почему же мы раньше не видели фотографии Земли целиком? В 1966 году начал задаваться этим вопросом, в какой-то момент к нему даже проявили интерес государственные органы и получили отчет, что никакой угрозы правительству он не представляет. Но, кстати, действительно, почему у нас нет фотографии Земли целиком? И эта фотография Земли целиком стала неким символом Бренда. Теперь давайте поговорим о типах личности [слайд 6] – мы знаем два первых. Это аполлонический, с экзистенциальным утверждением Декарта: «Я мыслю, следовательно существую». Мы также знакомы с дионисийским типом: «Я чувствую, следовательно существую». Психолог Алис Миллер предложила гефестианский тип: «Я создаю, следовательно существую». Я – гефестианец. Есть и другие типы, этим список типов личностей не ограничивается. С этого времени, когда нам открылось будущее, гефестианцы совершили прорыв [слайд 7]. В сентябре 1973 года, после того, как мы начали этот социальный медийный эксперимент, в журнале для техников, которые чинили радио и телевизоры, появилась статья о том, что можно смастерить самому собственную «телевизионную печатную машинку». Перескочу и покажу вам иллюстрацию к этой статье, вместо того, чтобы рассказывать [слайд 8]. Здесь написано: создайте эту «телевизионную печатную машинку» и отображайте сообщения на экране: есть клавиатура, тянется рука, видимо, читателя журнала – очень мощный образ. В статье предлагалось объединить цифровые технологии и телевидение – две технологии, которые тогда были популярны. Проект был сложный, и все невозможно было напечатать в журнале, поэтому уже была отработана технология: пришлите заявку, и мы вам пришлем инструкцию. Надо было прислать в конверте марку и $2. Обычно 10-20 человек откликались на такое предложение, но в этот раз – 10000. Это был прорыв, что-то происходило. В 1974 году Тед Нельсон опубликовал манифест [слайд 9]. Он напечатал книгу, точнее, две книжки – они были изданы таким образом, что можно было читать с обеих сторон: Computer Lib / Dream Machines. Он утверждал, что важно понять компьютеры уже сейчас, а для этого он в этой книге объяснял компьютеры. Книга была построена нелинейно, он много писал прописью, у него были разные рисунки – работал в технике коллажа, но выдавал много интересной информации, и была использована компьютерная графика нового поколения. Всем читателям было интересно, можно ли делать картинки на компьютере. В 1974 году было можно, но дорого. Таким образом, Нельсон предлагал будущее. 50 тыс экземпляров книги было продано, а Нельсон утверждает, что ему так и не заплатили – вот обложка [слайд 10]. Наконец появился продукт [слайд 11] – в 1975 году журнал Popular Electronics, который был ориентирован на производителей электронных приборов, предложил первый в мире набор для миникомпьютеров. Вот обложка [слайд 12] – видите, здесь не написано «профессиональный компьютер». Думали, что нельзя продавать что-то новое, что должно быть похоже на старое. Предлагался компьютер, и цена не была указана, но было сказано, что вы сэкономите $1000. Компания, сделавшая этот компьютер, была в отчаянии, как были в отчаянии компании, продававшие калькуляторы, потому что появились приборы нового поколения. Цена падала, компания обратилась в редакцию, сделала один компьютер, чтобы опубликовать его на обложке, отправила в редакцию, но он не дошел. На самом деле на обложке сфотографирована пустая коробка. В компании подсчитали, что для предотвращения банкротства им нужно 400 заказов, а денег в банке дают только на 200. Компания получила 400 заказов вместе с деньгами за несколько часов. При этом люди платили, хотя им нужно было ждать, потому что продукт еще находился в разработке. И когда они получили то, что они хотели, то этот прибор практически ничего не делал. Юридически это был компьютер – большой компьютерный чип и всякое электронное оборудование, для того чтобы можно было давать и получать информацию, как-то взаимодействовать с ним. Память была заполнена только на четверть – 256 байт (не килобайт, не мегабайт, а байт). Можно было написать программу, можно было увидеть, что вы печатаете, было куда подключить дополнительное оборудование, но этого оборудования еще не было.
Небольшая группа людей – сообщество технарей – обсуждали персональные компьютеры и занялись тем, чтобы придумать то дополнительное оборудование, которое можно было подключить Билл Гейтс и Пол Аллен, как мы знаем, решили, что могут создать программное обеспечение, для того чтобы люди могли писать программы на языке, который они понимают. Вопрос: а почему же люди покупали эти компьютеры, ведь такой компьютер был мало для чего был пригоден? В этом был некий обет того, что мы когда-нибудь сделаем. Недавно Джон Маркофф написал книгу «Что сказала мышка» – мышка из «Алисы в стране чудес» (это фраза из одного психоделического альбома). Он проследил связь между контркультурой, психоделической культурой и персональными компьютерами. Прямой связи он не нашел, но те нити, что обнаружились, вели через Whole Earth Catalog Стюарта Бренда [слайд 13]. И так я понял, что Бренд, сам того не ведая, осуществил работу по маркетингу персонального компьютера, то есть, он продал идею этого продукта, он создал некие метафоры – никто не знает, как это происходит, но это происходит. Бренд утверждал, что люди получают власть над некоторыми технологиями, которые оказывают влияние на их жизни, и сами в определенной степени управляют этими технологиями. Бренд описал, насколько важны такие попытки. В обществе критиков много было, которые утверждали, что эти технологии спишут нас со счетов, что мы все подчинимся машинам. Если сопоставить с тем, что думали в 1971 году, получив новую информацию о будущем с компьютерами, то не такое уж дурацкое предположение. Когда я обсуждал это с участниками Homebrew Computer Club, когда я спрашивал, зачем вы это делаете, мне отвечали немногие. Но когда они говорили, они говорили об идеях, которые я помнил по Whole Earth Catalog. Все эти 10 тыс заказов и 400 заказов за один день – благодаря работе Бренда. Еще важно, что это был продукт, в который была заложена потребность его совершенствования. Конечно, ни один компьютер ничего не делает, пока его не запрограммируют. Как осознавали Гейтс и Аллен, люди хотят программировать на языке, который они понимают. И многие люди понимали, что потребуется больше памяти, надо будет как-то его связывать с внешними терминалами. А я понимал, что можно взять это видео-окно и присоединить так, чтобы это стало частью памяти компьютера. Образовалось много маленьких компаний – у меня был сосед по гаражу, и он тоже основал компанию [слайд 14]. Он предложил мне спроектировать видеокарту, а потом он сказал, что на этом можно построить весь дизайн компьютера. И так пошло-поехало: раскрутка – так называется этот процесс. То есть, вы буквально натягиваете, сапоги, собираетесь в дорогу, слово за слово... Было некое сообщество людей, которое очень хотело, чтобы эти компьютеры были, и у них вместе хватало навыков, для того чтобы это сделать. Разные компании делали компьютеры, и какие-то делали это правильно, другие компании просто заполняли нишу. Эти компьютеры можно было продавать только таким же энтузиастам. Известно, что программа Microsoft на языке BASIC распространялась бесплатно. Поскольку мы могли продавать компьютеры по определенной цене, мы их продавали и таким образом боролись с монополией, с индустрией. И мы создали оптовую модель продаж. В 1977 году компания, производящая полупроводники, запустила свой процессор. Им нужен был язык BASIC, для того чтобы на нем все работало. Они спросили: какая самая популярная программа? Им все сказали: Microsoft, потому что она раздавалась бесплатно. Больше те вопросов не задавали – обратились к Microsoft: давайте, договоримся. Таким образом, у них появились оптовые клиенты. Очень интересный был процесс стандартизации компьютеров. В сборке компьютеров было несколько важных ошибок. Собрались специалисты в этой области, чтобы договориться и создать некие стандарты – они улучшили спецификации, притом что совершенно не менялось «железо». История не знала других случаев, когда стандартизация приводила к таким последствиям, потому что обычно в процессе стандартизации, компании конкурируют друг с другом и пытаются навязать свою версию, а здесь было активное сотрудничество на благо дела. В 1976 году Тед Нельсон сказал, что нас ждут два незабываемых года. Теперь переходим к Apple [слайд 15]. Первый компьютер у них был для тренировок, технически там не было ничего интересного – только текст, никакой графики. Еще был такой недостаток – все очень долго отображалось. И комплект был неполным – дополнительно требовалась клавиатура, подключение, хотя были базисные программы, и они умещались в малом количестве памяти. Потом появился Apple-2 – это был важный прорыв: с инженерной точки зрения все было сделано замечательно, он был недорогим, обладал разноцветной графикой [слайд 16]. В других компьютерах этого не было, за это надо было доплачивать. Когда в 1977 году они вывели его на рынок на компьютерной ярмарке, в их павильоне был цветовой видеопроектор. Мы все решили, что это потрясающе, и что это сигнал нам. Недавно я понял, что Стив Джобс всегда старался создать некую медийную машину, машину для связи. Он хотел, чтобы люди видели движущиеся картинки в цвете, чтобы они могли вступать во взаимодействие с этими картинками. Пока мы занимались разработкой компьютеров, которые были интересны только другим компьютерщикам, Apple-2 был задуман для потребителя, который даже не понимал, что он пользуется компьютером, для людей, которые привыкли просто смотреть телевизор. Apple-2 тут же стал главным устройством для игр, а Visi-Calc стал первым мощным приложением. Эта программа открыла рынок для персональных компьютеров, это была первая электронная таблица. К создателю этой программы подходили незнакомые люди на улице и говорили: «Поздравляем! Теперь работа бухгалтера – это удовольствие». Дальше они производили продукцию такого же рода и занимались видеопрезентациями, прежде всего в цвете.
Теперь переходим к переносным компьютерам, лэптопам [слайд 17]. Я создал первый коммерчески успешный переносной компьютер, до меня другие компьютеры такого рода тоже создавались. Компьютер назывался Note Taker. В 1976 году его произвела компания Xerox в знаменитом научно-исследовательском центре в Пало-Альто. До этого они были известны тем, что создали компьютер Alto, который помещался под столом. Там был графический интерфейс как у Macintosh. Стив Джобс увидел у них этот продукт и договорился об использовании в Apple. Note Taker создавали как переносную версию этого компьютера – там была клавиатура и мышь в специальном кармане. Было собрано только десять экземпляров. Если бы их начали продавать, им бы несладко пришлось на рынке – я не знаю, сколько бы они стоили, мы даже не прикидывали. Он весил 18 кг и потреблял 80 ватт – это много. Похожая спецификация была у другого компьютера – разработанного двумя консультантами компании Apple Блэром Ньюманом и Трипом Хокинсом (Стив Хэмм описывает это в своей книге «Стремление к совершенству») – Apple отверг эту идею. Я интересовался этим вопросом: эта спецификация гуляла по нашей индустрии и была у многих. В 1981 году со мной связался Адам Осборн, который готовил материал по компьютерам. Он только что продал свое издательство и хотел запустить компанию, хотел что-то создавать, придумывать дизайн чего-то, что потом могло бы продаваться. Тогда у меня не было никакого заработка, и это предложение показалось мне очень интересным. После коротких переговоров он показал мне спецификацию продукта Ньюмана и Хокинса. И я горжусь тем, что я создал дизайн этого продукта. Было продано больше 100 тыс таких компьютеров – это был первый коммерчески успешный переносной компьютер. Когда мне говорят, что я – отец компьютера Osborne, я говорю: «Нет, Адам Осборн – отец компьютера Osborne. Я – мать». Компьютер IBM – переносной, но не персональный [слайд 18]. Компьютер №5100 был создан в 1981 году, он весил 25 кг и стоил минимум $11 тыс (сегодня это $40 тыс). Он работал на двух языках – BASIC и APL, который вообще никто не знает. Был картридж на специальной пленке (бобине) для хранения информации. За очень большие деньги можно было подключать дискету – восьмидюймовый гибкий диск. В 1978 году на второй компьютерной ярмарке никто не заходил в их павильон, а рядом был какой-то дикий человек с пропеллером на голове, который продавал какую-то очень простую базу данных, которая называлась «Что это», и к нему не зарастала народная тропа, потому что это была какая-то забавная программа. Не знаю, по этой причине или какой-то другой, но в 1979 году перестали производить переносные компьютеры. А в 1981 году IBM предложил персональный компьютер переносной №5150 [слайд 19]. Оборудование которое использовалось, вся электроника, называлось Datamaster, разработка заняла год. Это пришлось делать иначе, чем обычно, не в самой структуре компании IBM – была создана специальная независимая бизнес-группа, которая занималась проектом без контроля со стороны руководства компании. В эту группу входили энтузиасты компьютерного дела. Важнейшим требованием была открытая архитектура, которая была полной противоположностью того, на чем опиралась компания IBM, но они пошли на это и опубликовали данные по разработке и программному обеспечению. Мы не понимали, как это возможно. В разработках не было ничего особенного, видео было позорное, но при помощи IBM они смогли это продать. По определенным причинам проект был успешен в деловой среде, потому что, как говорится, никого еще не уволили за покупку продукта IBM. И появились похожие компьютеры, клоны,. Давайте посмотрим, как сейчас дела обстоят в индустрии, но это не полный и окончательный анализ [слайд 20]. У нас есть смартфоны, и у них примерно одна и та же архитектура, потому что используется один и тот же чип, который называется OMAP. Я познакомился с ним, потому что мне нужно было придумать для него дизайн на своем последнем проекте. Там очень много всего, там отдельные элементы заменяют собой целые части компьютеров. Телефоны, в которых они используются, используют операционные системы Ax (это Apple) и Android. Есть iPad, Tablets, телефоны, только побольше, по некоторым еще и можно звонить. Планшеты появились в 1990 году, но они были не нужны, единственное – врач мог набрасывать диагноз, стоя у постели больного. Планшеты снова появились на рынке после того, как появились мобильные телефоны, и это такое продолжение смартфонов. Теперь у произошел некий синтез, когда по планшету стало можно звонить, возник вопрос уже: это планшет или телефон? Ответа мы не знаем. Еще есть облачные хранилища данных – в этом случае информация хранится не у вас в компьютере, а где-то, и вы даже не знаете, где, может быть, в другой стране. Я не очень хочу, чтобы моя информация хранилась в «облаке». Я считаю, что в каждой стране организации, занимающиеся национальной безопасностью, должны предлагать копировать, дублировать информацию, ведь они же существуют за счет наших налогов. И персональный компьютер, который выкристаллизуется из компьютеров «кембрийского периода», движется в сторону вот этих волшебных машин Apple. Но, может быть, это не единственное направление.
Несколько мыслей относительно того, как может развиваться индустрия [слайд 21]. Мы уже делали в 1991 году компьютер, который носишь на себе (это делали и другие люди). Glass – Google серьезно продвинулись в этом направлении, этот продукт уже на рынке, и его можно купить за разумные деньги. Это откроет дорогу для других форм носимых на себе компьютеров. Я работал в исследовательской корпорации Interval, которая принадлежала Полу Аллену, и мы придумали концепцию Body Area Network, но не применили ее. Тогда кто-то из MIT начал использовать эту фразу и даже предлагал мне, но я сказал, что изобретатель этого заслуживает медали, и он покраснел. Это некая компьютерная сеть, которая связана с телом и завязана на нем. Вопрос: зачем это? Это несколько устройств, которые связаны между собой. Их можно соединить по Bluetooth, но это связано с многими неудобствами. Можно, конечно, соединить проводками, но тогда вы будете ими обмотаны. Есть другие технологии. Мы в Interval работали с широкополосным радио и использовали для связи электрический шум – с этим шумом, что слышится по радио и звучит как шипение, можно работать как с радиосигналом. Такие работы ведутся, и мы увидим результаты, может быть, через несколько лет. Вопрос: как это регулировать? Организация, занимающаяся распределением частот, заявила, что должно быть больше 6 ГГц, но не меньше. Но я обещал, что не буду увлекаться техническими деталями. У нас есть интерфейс речи – этим занимается Siri. Пока мы только в начале пути, но уже есть большие успехи. Это название связано со Стэндфорским исследовательским институтом, где придумывают очень сложные вещи. Многое будет происходить в этом направлении, но не все будет таким сложным. Я думаю, что есть возможность управления компьютером жестами или звуками. Многому из этого придется учиться – людям, которые будут пользоваться этими приборами, надо будет научиться пользоваться ими. У меня есть одна затея, но, может быть, это ни к чему не приведет. Знаете, когда люди говорят по телефону, особенно по гарнитурам, они выглядят как сумасшедшие. Можно сделать так, чтобы их никто не слышал – можно здесь применить технологии, которые используются в театре, когда звук будет производиться внутри и сразу же давать сигнал (звук образуется в голове, во рту у говорящего). Это просто такая идея, но смотреть надо в эту сторону. Компьютерная шина используется в автобусах и машинах – это система, которая позволяет разным устройствам обмениваться информацией. В каждой машине, произведенной за последние 5-10 лет, есть такая штука, хотя там есть ограничения, потому что люди должны сами рулить. Это сложная, но разрешимая инженерная проблема – уже есть машины, которые сами тормозят, если перед ней возникает преграда, и есть машины Google, которые ездят сами. Посмотрим, к чему это приведет. Есть робот, а есть голем – я их противопоставляю. Голем – это робот из еврейских сказок. История голема стала историей ученика волшебника. Голем – это некое устройство, созданное по образу и подобию человека, оживленное кабаллистической технологией. Голем становится полезным и сильным помощником, но не таким уж умным. И жена раввина попросила голема наполнить бочки на кухне, и голем полностью выполнил все, что от него требовалось, как сказали. Но никто не знал, как сказать ему: «Все, горшочек, не вари». И дальше – потоп на кухне, раввин разозлился, остановил голема. Понятно, что где-то есть граница разума: насколько мы умны, насколько мы глупы. Сейчас машины – это големы, машины с рулевым управлением. Голем – это автоматическое устройство, где пользователь находится в петле обратной связи. Благодаря нашей машине, мы получаем некую информацию, задаем ей направление, и при помощи некой физики машина едет. Как я узнал, когда я учился водить, надо почувствовать это, покрутить руль руками, чтобы понять. И это всем удается. Машина должна быть сконструирована так, чтобы вы чувствовали, что, куда вы повернете руль, туда она и поедет. Сегодня мы пользуемся големами – машина-робот исключает своего пользователя из этой цепочки обратной связи. Но эти роботы пока разрабатываются, и непонятно, можно ли им доверять. Еще есть вопрос одиночества [слайд 22]. Если мы должны потреблять информацию ежедневно, как это меняет одиночество? Возможно, теперь одиноким людям будет лучше. Некоторые уже не переносят одиночество. Я думаю, этим вопросом надо заняться – одиночество может стать очень дорогим удовольствием. Некоторые люди записывают, что с ними произошло в течение дня, но еще не понятно, есть от этого прок или нет. Я придумал такое устройство, которое записывает последние 30 минут. Но уже есть такое устройство, его можно купить – наверное, я припозднился со своей идеей – это устройство, которое можно включать, чтобы проверять, что-что он сказал? [смех в зале] Вы можете послушать, что же было сказано. Наверное, такое уже продается в магазинах. Это может быть не только звукозаписывающее, но и видеозаписывающее устройство. У нас в компании Interval один исследователь занимался этим вопросом – он хотел придумать абсолютное записывающее устройство. Как я и предполагал, вскоре после этого он развелся. Иногда не все надо записывать.
А также маска – это идея XVIII века: известные люди ходили в масках, поскольку они очень известны, и их нельзя узнавать. Маска – это своего рода синтетическая личность. Все знают, что маска – это ненастоящее лицо. Теперь в социальных сетях важнее представить себя тем, кем вы не являетесь. Каковы правила, какой теперь этикет? Это еще не кодифицировано: что делать, что будет сделано, что не надо делать. В обществе, где информации становится все больше и больше, она неизбежно утрачивает свою ценность. Не то, чтобы здесь были абсолютно применимы общеэкономические законы, но в общем-то они работают [слайд 23]. И может быть наоборот, отсутствие информации станет более ценным. И, конечно, здесь крайне важен контекст (углубляться не будем). Очень важна степень доступности. Блэр Ньюман, который предложил спецификацию, которая затем использовалась в компьютере Osborn, страдал биполярным расстройством и покончил жизнь самоубийством. Но когда он был активен, он собрал всех своих знакомых и сказал: «Теперь я могу в режиме реального времени получать всю информацию из интернета». Но нужно страдать биполярным расстройством в активной фазе, чтобы осознавать это. Мне это непонятно, и, конечно же, не этом наше будущее. Очень важно разделять информацию на важную и неважную – для этого нам нужны инструменты. Теперь – следующий миллиард людей. Можно рассматривать мир как пирамиду. На верхушке происходит много всего интересного – это развитые страны. Людей тем больше, чем ниже мы спускаемся по пирамиде, чем больше ее основание, и тем меньше технологий. Какое-то время я провел на вершине, потом спустился пониже – там предстоит большая работа. Мой приятель работал в деревне для беженцев в Лаосе, он помогал им несколько лет, и в деревне ему сказали: «Знаете, вообще-то нам очень нужны телекоммуникации». Тогда до них еще не дошли мобильные телефоны. Поскольку у них не было телекоммуникаций, они не могли продавать свои сельсхозпродукты надлежащим образом. И я разрабатывал для этой деревни систему беспроводной голосовой связи – такую, какая сделано в мобильных телефонах, но так, чтобы она работала в их сложной среде. Нужно было, чтобы она заводилось от велосипедного генератора – покрутил педали, и работает. Я горжусь тем, что журнал New York Times назвал это «педальным интернетом» – интернетом, заводящимся от педали. Но я не нашел поддержки, чтобы все это запустить, чтобы эта система реально заработала. И много чего такого еще надо разрабатывать. Когда-то компьютерная компания по производству мейнфреймов хотела помочь бедным фермерам в Миссисипи – это была Control Data Corporation, где председателем совета директоров работал Уильям Норрис. Выяснилось, что не все фермеры умеют читать и писать, но все знали, как считать деньги. И так дело обстоит практически во всем мире, поэтому задача в том, чтобы сделать интерфейс, строящийся на цифрах, и он должен быть очень дешевым. Нужно приветствовать то, что все копируют и имитируют технологии. Так же, как с этой программой Microsoft – можно зарабатывать на другом, и деньги всегда зарабатываются на этом, эти деньги от вас не уйдут. Также важна иконография интерфейса, то есть важно, какие пиктограммы используются. Они должны соответствовать местной культуре, учитывать ее особенности – тут есть над чем поработать антропологам. И еще, что может заработать, – это дистанционная медицинская помощь, телемедицина. Эта система, которая позволяет вести более здоровый образ жизни. Также требуются инструменты, которые могли бы повысить эффективность системы управления, и все то, что помогает людям, находящимся на нижних этажах общества – простые вещи, над которыми мы не задумываемся: проведение опросов, переписи населения, решение имущественных споров, обеспечение доступа к защите права и юридической помощи. Это не для того, чтобы тиран, находящийся на вершине, мог подавлять и имел доступ к каждому члену общества, а чтобы правительство делало жизнь лучше. По всему миру живут племена, и они должны иметь возможность продолжать свою жизнь в новой экономической ситуации. Например, они меняют место жительства, куда-то переезжают, но они должны иметь возможность общаться так же, как будто они живут семьей на том же месте. Это не обязательно должна быть мобильная телефонная связь в реальном времени. Это может происходить по-разному, в том числе символически. Опять же, есть над чем поработать антропологам, есть чему нам всем поучиться. Я перехожу к следующему пункту [слайд 24]. Мы должны также понимать личные особенности устройства, как если бы эти компьютерные устройства были нашими домашними животными, которые почти как разумные существа. Я уже говорил о големе, о диком качестве как части дизайна. Вот и подошла к финалу моя история. [аплодисменты] видеозапись дискуссии (с переводом на русский язык) дискуссия Сергей Максимов (исполнительный продюсер, компания P1A): Мой вопрос, скорее всего, покажется общим, но я пока не сформулировал его как-то иначе. Мне очень важно получить ответ на этот вопрос, потому что он касается непосредственно моей работы. Машины все больше принимают человеческие функции, они, конечно, упрощают нашу повседневную жизнь, но, как известно, обучение человека происходит вследствие приобретения опыта, в результате осуществления осознанного выбора. Лишая человека этого выбора, замещая эту функцию компьютером, мы рискуем получить, и уже получаем новый гуманитарный кризис. Вопрос: каким должен стать компьютер, чтобы решить эту проблему и избежать этой проблемы? Ли Фельзенштейн: Когда я готовился к выступлению перед студентами, будущими инженерами, я призывал их посмотреть на ситуацию так, как будто на дворе 1940 год и скоро произойдет нечто ужасное – катастрофа неминуема. Эта грядущая катастрофа строилась, создавалась неверным предположением, что все так, как выглядит. Основатель мальтузианства утверждал, что катастрофа неминуема, потому что на всех не хватит еды, поскольку население растет в геометрической прогрессии, а ресурсы – в арифметической. Мы думаем о концепции жизненного пространства – территории на всех не хватает, нам нужна эта территория, а они должны умереть. Мы знаем, что сегодня у нас есть такие ограничения. Но надо их поменять, и мы все время этим занимаемся. Я говорил будущим инженерам, что в этом ваша работа. Политики могут говорить об искусстве возможного, но ученые и инженеры раздвигают границы возможного. Политике говорят: «Да, я раньше этого и не знал! Теперь буду знать». Технари должны вести за собой – в этом их задача и ответственность, и обеспечивать устойчивое развитие, а не потреблять невосполнимые ресурсы. Как я это вижу? Да, у нас сейчас такая ситуация, и в прошлом у нас были такие ситуации, и если мы не поменяем подход, мы обречены. Может быть, не в этом поколении, но мы уже видим, что происходит с окружающей средой. В чем же решение, вы спрашиваете. Я не знаю решения, но это процесс, надо над ним работать. Я довольно рано сделал прорыв и решил перестать ждать, когда мне кто-то скажет, что делать, перестал ждать приказов и указаний, стал сам исследовать, смотреть, что можно сделать. Я думаю, что ответ – это исследовательская работа, поиск с высоким коммуникационным градусом. Технология нам может в этом помочь. Мы – народ, и мы должны понимать, что получится, что сработает, а что не сработает. Это может прозвучать слишком обще – извините. Я не говорю: «Следуйте за мной, делайте, как я говорю». Исследуйте, ищите, сами ведите изыскательные работы и общайтесь – вот все, что могу сказать вам сейчас. Оксана Жиронкина: Вопрос общественного договора? Ли Фельзенштейн: Да. Евгений Баки-Бородов (заместитель генерального директора, компания «Мониторинг»): Во-первых, я хотел бы поблагодарить господина Фельзенштейна за очень полный и очень искренний рассказ об истории, и о его отношении к тому, что было, и что предстоит человечеству. Но когда речь идет о новых технологиях и технике, то обычно мы находимся между вопросами технократического оптимизма и антропосферного алармизма. Сегодня уже вопрос алармизма так или иначе затронут. Профессор Фельзенштейн помнит, что в результате деятельности Римского клуба появился доклад супругов Медоуз «Пределы роста». Результатом этого труда было то, что оказалось очень трудно предсказать, даже представляя ресурсы человечества, сценарии развития. Но мне кажется, что вы находитесь уже на таком уровне и в таком возрасте, когда человек думает о конечном результате своих усилий. Видите ли вы сегодня, с точки зрения развития техники и горизонта предсказуемых событий, пределы роста компьютерных технологий? Здесь есть прикладной аспект – я бы хотел отдельно проговорить по вопросу телемедицины. Он прозвучал как-то между прочим, хотя на самом деле понятно, что все больше будет появляться больных людей в силу того, что совершенствуются способы лечения, и все больше требуется мониторинг здоровья и экспертная помощи либо экспертная оценка состояния. С учетом того, что уже не хватает коллективного разума медиков и возможностей медицины, это может привести к автоматизации, во-первых, оценки и, во-вторых, оказания помощи. Я комментирую, потому что было недоумение, зачем нужны компьютеры или датчики, которые анализируют состояние здоровья. Оксана Жиронкина: Основной вопрос про то, какие есть пределы, правильно я понимаю?
Евгений Баки-Бородов: Да, это первый вопрос. И второй вопрос, на который вы не беретесь отвечать, но тем не менее – это вопрос злоупотреблений, и он является основным. Соблюдение протокола, чтобы злоупотребления для человечества не были критичными, – вы видите пути достижения такого протокола ограничения злоупотреблений? Оксана Жиронкина: Я резюмирую – два вопроса: один о пределе роста технологий, другой вопрос об этике. Евгений Баки-Бородов: Это не совсем этика… Ли Фельзенштейн: По поводу пределов роста. Важно рассматривать фундаментальные данные. Каждый раз, когда я это делаю, я открываю что-то важное. Эти данные просеиваются через сито предположений – в результате получаются большие отчеты. Я не читал отчет, я не могу точно сказать но мне кажется, что в отчете не осталось места для предположений. Я не очень доверяю таким отчетам, я уже, по-моему, рассказывал, потому что они строятся на представлении о том, как мы можем что-то сделать, но способы делания все время меняются, появляются новые возможности. В духовном плане я – мистик, поскольку я признаю, что в мире есть место тайне. Я живу с этим, поэтому у меня есть вера, которой, возможно, там не место. И я не знаю, что с этим делать, но живу с этой верой, реализую ее. У меня нет доказательства того, что отчеты о неминуемой катастроф неверны. Просто опыт подсказывает, что результат может поменяться, если взглянуть глубже, заглянуть за массив обработанной информации. Здесь я не могу дать точного рецепта, я – просто человек, и мы живем в очень беспорядочном мире. Давайте, я перейду ко второму вопросу. Евгений Баки-Бородов: Вопрос об общественном договоре, протоколе, который позволит избежать злоупотребления катастрофического характера. Ли Фельзенштейн: Общественный договор надо создавать и пересоздавать, переписывать. Я по сути своей разработчик – я под этим углом все время смотрю на все. И я не понимаю, почему нельзя переделать? Правда, переделку нельзя навязать силой. Нужно понимать все человеческие обстоятельства, чтобы найти новые правила. Извините, что не даю точного рецепта в инженерном смысле, но это и не инженерная проблема. Важно упорство, и когда появляется новая информация, надо менять свое представление о жизни. И также важно, чтоб как можно больше людей принимали в этом участие – телекоммуникационные технологии могут помочь нам в этом процессе, и это необязательно должны быть какие-то очень высокие технологии, потому что главное в коммуникации – это общение между человеческими душами. И это не просчитать, не засунуть в формулу. Но мы знаем, как это делается. Давайте, закончим с этим вопросом. Оксана Жиронкина: Я думаю, что это вопрос, скорее, к антропологам. Сергей Сидоренко: Вопрос о другой стороне. Есть ли у вас информация о влиянии компьютеров и мобильных телефонов на здоровье, и связано ли это как-то с исчезновением тараканов? [смех в зале] Ли Фельзенштейн: А что, тараканов больше нет? Я вообще тараканов иначе травлю, но давно что-то не видел, да [смех в зале]. Я не могу утверждать, что устройства, к которым я приложил руку, никак не влияют на здоровье. Я остаюсь в полном смысле слова скептиком. Покажите, докажите – я с удовольствием поверю. Так что, я не могу поддержать никого, кто кричит об опасности. Надо разобраться, замерить, прийти к некому заключению и принять это заключение, даже если оно вам неудобно и неприятно. Я верю в то, что надо взять информацию из разных областей и при помощи сетей проанализировать ее. Я сейчас занимаюсь детекторами токсичности для использования в промышленной среде, в углехимической индустрии, но это можно использовать в других областях. Я думаю, что будут некие метеорологические станции определения токсичности, потому что эти станции очень важны – благодаря им, можно судить о разных колебаниях. Кто мог в такое поверить 25 лет назад? Можно было только фантазировать, а сейчас все это происходит. Разные другие вещи можно тоже замерить, проверить, так что я с оптимизмом смотрю в будущее. Очень много, может быть, бесконечное количество проектов надо запустить, для того чтобы избежать катастрофы. Я хочу больше узнать про это. Я говорил о Body Area Network – на самом деле я очень сдержанно к ней отношусь, у меня есть вопросы по поводу влияния на здоровье. Я как-то придумал систему, которая посылает электрический заряд по телу или по коже. – технически это возможно. Но я подумал, что, скорее всего, это какая-то не очень здоровая штука, и больше над этим не работал. Это было решить легко, но бывают и более тонкие вещи. Я не говорю, что все новое обязательно хорошо, и что нас спасет какая-нибудь волшебная сила. Андрей Терехов (профессор, СПбГУ; генеральный директор, компания «Ланит-Терком»; председатель правления, НП «Руссофт»): Во-первых, спасибо вам за интересную лекцию. Во-вторых, спасибо за очень профессиональный хороший перевод. В одном месте я не согласен – не как придирка к переводу, поверьте, – просто этот вопрос для меня, действительно, важен. Мне показалось, что вы сказали, что распространение компьютерных технологий и интернета ведет к увеличению количества одиноких людей. Вы употребили слово commodity, которое я понял как «общее место», что одиноких людей становится все больше и больше. А в переводе прозвучало, наоборот, что компьютеры помогают избежать одиночества. Этот вопрос меня сильно интересует – прокомментируйте. Мне кажется, что одиноких людей становится больше, особенно сейчас сказывается огромное количество детей-игроманов – их не оторвать от компьютера, они ни с кем не говорят, ни с кем не встречаются. Каково ваше мнение по поводу того, правда или неправда и можно ли что-то с этим делать? Прокомментируйте, пожалуйста.
Ли Фельзенштейн: В английском есть два слова для русского «одиночества». В данном случае «одиночество» было использовано в смысле «уединение». Человеку требуется уединение, какое-то количество уединения нужно. Самый важный вопрос: что делать, когда ты один? Что с этим временем делать? Если ничего не можешь поделать со своим уединением, тогда оно становится одиночеством. Опять же продвинуться в этом вопросе мы можем не благодаря работе инженера, а благодаря работе гуманитариев. Евгений Баки-Бородов: То есть, взаимодействие компьютера и человека становится самодостаточной системой? Ли Фельзенштейн: Мне так не кажется, именно из-за человеческого фактора. Дайте определение «человеку». По Гегелю, для того чтобы дать определение человеку, надо его вынуть из человечества. Оксана Жиронкина: Вы говорили о том, что у вас есть один из проектов, где работа идет с распознавание голоса. Может быть, нейролингвистика занимается немножко другим. Мы сталкиваемся не только с языковыми данными, но и с данными визуальными, которые воспринимаются «гештальтно». Дальнейшее развитие в большей степени будет происходить в сторону работы с языком или с визуальным восприятием, с объяснением или с восприятием без слов? Ли Фельзенштейн: Для того чтобы обсудить это, я должен рассказать, как я читаю. Я думаю, что все по-разному читают, но я про себя проговариваю текст, когда читаю – я слышу себя, я создаю визуальные метафоры того, что я слышу, а запоминаю я как раз эти картинки. Это неконтролируемый процесс, да я особо и не пробовал. Вообще сложно было обнаружить, что это так происходит. Когда вы говорите в «визуальном направлении» или «лингвистическом», то для меня это одно и тоже. У меня есть мнение, не основанное ни на каких исследованиях, а просто личное наблюдение, что видео и аудио – это два измерения одной и той же реальности. Оксана Жиронкина: А если говорить не о протяженном во времени видео? Гештальтное восприятие одномоментно, у него нет синтаксиса, как у речи. Ли Фельзенштейн: Я думаю, что у образов есть синтаксис. Не хотел бы углубляться – это не совсем моя область. Покажите картинку животному: некоторые животные видят, что на картинке, а многие не видят, не понимают, видят бумажку. И мы тоже в этом смысле животные. Мы должны обрабатывать визуальную информацию, переводить ее в другую плоскость, для того чтобы хоть как-то понять, что происходит. В младенчестве дети создают метафорические экраны – мы только сейчас начали понимать этот процесс. Я думаю, что аудиоинформация воспринимается так же, как и видеоинформация. Там есть свои правила, я их не знаю. Понимание этих метафор-фильтров станет важным элементом в создании систем, которые будут работать с этой информацией. Йонас Лундквист (веб-разработчик, компания Deasign): Спасибо большое, что приехали. Скажите, пожалуйста, какой язык программирования, на ваш взгляд, наиболее удачен для искусственного интеллекта? Является ли программирование на санскрите лучшим языком для программирования, чем BASIC, на ваш взгляд? Ли Фельзенштейн: Может быть, почему нет, я не знаю! Извините, если я произвел впечатление, что я знаю больше, чем я знаю. Евгений Баки-Бородов: На самом деле это разговор о семиотике, а не о программировании. Ли Фельзенштейн: Я про науку семиотику ничего не знаю, если это наука, конечно. Может быть, я про семиотику и рассказываю, но я об этом ничего не знаю. Анна Хотина (инженер, компания «Софтджойс»): У меня вопрос к вам как к инженеру: ваше мнение о платформах Arduino, о маленьком компьютерчике Raspberry Pi – что вы думаете об этих платформах, об их будущем? Ли Фельзенштейн: Так, сколько у нас времени? Давайте я как инженер инженеру (и остальным) расскажу, над чем я сейчас работаю. Меня очень заинтересовали образовательные инструменты: естественные науки, технология, инженерное дело, математика. И уже лет десять я обдумываю устройство, которое сейчас начал создавать. Это инструмент, в то же время игрушка – дети в средней школе могут им пользоваться, когда, действительно, много чего нужно учить. Это применение первого программируемого чипа – если его правильно запрограммировать, он становится машиной-автоматом. Это как мозг робота – ограниченные возможности, но все равно. Эту чиповую технологию я отбросил на несколько десятилетий. Я ее запрограммировал каким-то почти волшебным образом так, чтобы внедрять заряды в эти чипы… Эта технология достигла пика где-то в 1959 году, а электроника там на уровне 1970 года, может быть, еще проще. Нужно вставлять диоды в матрицу, там полоса и дальше... [см. видео] Когда вы это программируете, вы это делаете своими руками, вы видите, как это делается – это все в кончиках пальцев, это моторика. Но чтобы что-то сделать, надо решить уравнение, и первое уравнение самое простое. Это работает на прототипе, который сделан для детей. Мы работаем с детьми и обучаем их этому, а я сам учусь у них. Когда дети этим занимаются, они получают непосредственный опыт, который уже не забудешь никогда. Там везде есть лампочки, их можно переключать, соединять, и из этих штук можно что-то сделать. Это такая игрушка, благодаря которой школьники узнают, каким образом работает логика – они видят, что чему соответствует, и как физически что происходит. Они должны сами создать модель, по которой они поймут, как работает программное обеспечение. Эти платы можно соединять, можно наблюдать за ними издали, можно дистанционно программировать – таким образом можно дистанционно обучать ребенка. Вот бы мне такую игрушку, когда мне было столько лет. В классе 20-30 школьников могут создать все части PDP. Вы, наверное, знаете, что очень много программного обеспечения было разработано для этого компьютера. Люди, которые этим занимались, , уже старики, и я хочу запустить эту игрушку, этот обучающий инструмент, пока они не покинули нас. Чарлз Протеус Штейнмец – один из моих героев. Он всех научил электронной инженерии. Он был карликом-горбуном, поэтому тогда, в конце XIX века, он не мог выходить в свет. Я себя под него чищу. Во всяком случае молодости я так себя видел. Он читал лекции по электронной инженерии около 1968 года, а три из этих лекций были транскрибированы и изданы. Я нашел позднее издание последней лекции, и в выступлении было сказано, что предыдущие две лекции больше не издаются, поскольку эта информация уже всем известна. И тут я хочу сказать про биты – я хочу научить школьников средних классов понимать основы и логику битового разработчика, чтобы они научились программировать до старших классов. Я думаю, что к маю я уже доделаю эту штуку, и собираюсь продемонстрировать ее на конференции в Сан-Франциско. Здесь мы совершаем откат в области технологии – я думаю, это кажется удивительным для многих людей. [аплодисменты] похожие события
публикации |
||
Было кое-что еще, что никто не мог толково объяснить. Это «телетекст» – тогда вы бы пользовались телевизором как терминалом. Во всех этих ситуациях тот, кто пользовался этим телевизором-терминалом, был пассивным потребителем, покупателем этого товара. Таким мы себе видели будущее. Но было несколько людей, которым такое будущее пришлось не по нраву, один из них – 
